Вербное воскресенье

 Уже зацветали вербы. Их можно было купить недорого из протянутой руки старушки или предприимчивого мальчугана. Принести домой, поставить в свою любимую вазочку на подоконник, поближе к свету, и любоваться их неброской красотой.
А наутро, проехав несколько остановок на старом скрипучем трамвае, сойти на заветной остановке и вместе с густой вереницей людей спуститься в овражек навстречу большим синим куполам и густому колокольному звону, рассекающему прозрачный весенний воздух и наполняющему радостью сердца спешащих людей.
Переступить порог и вновь очутиться в ином неземном мире, вдали от суеты и земных забот. Запалить свечу и преобразиться в чуткую струну начинающегося Богослужения.
Ксения неторопливо шла по улице, сжимая в руке влажные ветки с серебристыми бархатными почками. Стоял мягкий весенний день. Чернели осевшие сугробы. Подходил к концу Великий пост. Бежали таяли дни, прозрачные и легкие, как этот весенний ветерок.
Она любила посты. Ей нравилась тихая радость церковных богослужений, длинные покаянные молитвы, очищающие душу. ”Тучи ми подаждь слез в поста красный день, яко да восплачу и омыю скверну, яже от сластей, и явлюся тебе очищен”, пели в первый день Великого поста, в Чистый Понедельник.
Ксения стремилась поскорее исповедоваться и причаститься, но все что-то мешало. Неожиданно возникали какие-то новые неотложные дела, и она никак не могла вырваться из плена пестрой житейской суеты.
И вот, наконец, она в церкви. Шло вечернее субботнее богослужение. Исповедывал маленького росточка молоденький священник. Он недавно служил в их церкви, и Ксения даже его имени не знала. Когда подошла ее очередь, она не смогла вымолвить ни слова. Трудно было себя пересилить и высказать все, что накопилось у нее на душе этому мальчику в рясе. Сказала только, что как-то раз нарушила пост.
Он сосредоточенно помолчал, ожидая продолжения, и не дождавшись, вдруг начал долго и горячо говорить о том, что Бог-это любовь, что нужно всех любить, не то будешь как “медь звенящая”.
А она стояла в недоумении и думала :” И зачем он тратит напрасно столько времени? Ведь она обо всем этом не раз читала. ” И, не выдержав, прошептала: ”Я поняла...”
Священник быстро взглянул на нее и стал говорить о том, что не такой уж большой грех нарушение поста. Нужно помолиться, Бог простит. Главное - не делать больших грехов. А то ведь бывают такие тяжелые грехи ( он сделал ударение на слово “тяжелые”), как раздражительность, гнев на ближнего... И он начал одно за другим перечислять все то, что ей было так трудно и стыдно произнести вслух. Каждое слово било в цель. Она вздрагивала и мучительно краснела. И некуда было спрятаться, некуда от себя убежать. Когда он замолчал, она с облегчением вздохнула. А священник переспросил ее имя, накинул ей на голову епитрахиль и прочитал разрешительную молитву.
Ночью Ксения не спала. Долго и мучительно ворочалась с боку на бок: ей вдруг пришли на память забытые, осевшие на самом дне души, проступки, совершенные за последнее время и не высказанные на исповеди. Душа медленно, с трудом, очищалась, словно снимала с себя чешую, словно выплескивала всю ту черноту, что накопилась в ней, готовясь достойно принять Святое Причастие. Наконец, под утро выплеснулось последнее воспоминание, и она вдруг ощутила себя легкой маленькой пушинкой, которую может унести ветер. И, неожиданно, заплакала. Слезы лились как первый весенний дождик, смывая всю грязь. Ксения чувствовала, что ее душа становится чистой и прозрачной, как стекло. За окном уже брезжил рассвет, и пора было вставать.
В сером сумраке раннего мартовского утра Ксения поспешила в церковь. После тяжелой бессонной ночи она еле держалась на ногах, но дышалось легко и свободно. У входа ей повстречалась монахиня, бывшая на вечерней службе. Она с пониманием глянула на Ксению и заспешила по своим делам. Несмотря на ранний час, в церкви было много народа. Сладко пахло ладаном. Перед иконами золотились и трепетали свечи.
В углу у иконы “Всем святым” стояла на коленях молодая женщина в черном платке и о чем-то горячо молилась. В руке она держала листочек с длинным списком имен.
Служба еще не началась. Люди покупали свечи, скидывали тяжелые пальто и складывали их ворохом прямо на скамейку. Ксения встала у колонны, подальше от людских глаз. И там, в укромном уголке, пред чистым и строгим ликом Пресвятой Богородицы она простояла всю службу. Причастившись, поспешила домой, прилегла на диван и тотчас заснула.
На следующее утро ласково светило солнце, и все вокруг пело. А в душе звучали слова маленького священника : «Надо всех любить, не то будешь , как “медь звенящая”». И она вдруг удивилась его прозорливости. Как ему, такому молодому, почти ребенку, удалось заглянуть в ее душу и все понять? Как он сумел так верно указать путь, по которому ей надо идти, чтобы изменить себя, свое отношение к людям?
...Сжимая в руке букетик из вербы, Ксения шла, обходя лужи. Скоро Вербное воскресенье. И она снова пойдет в церковь, затеряется в густой веренице людей, идущих одною с ней дорогой и вдруг почувствует, что она в этом мире не так одинока.
29.3.1996г.

Солнце играет

Она смотрела на густую синеву тёплого апрельского неба, на чуткие притихшие звёзды и представляла свою церковь с ярко освещёнными окнами и людей, со всех сторон стекающихся на Всенощную. Ей было горько оставаться дома, и она, не выдержав, заплакала: её незаслуженно лишили радости светлой пасхальной ночи.
Сегодня вечером, в пять часов, они ездили освящать куличи. По реке плыли большие белые льдины. Светило весёлое солнце. Было легко и радостно. Она ещё надеялась, что сможет пойти на Всенощную. Но муж не отпустил.
И вот теперь она стояла у окна и смотрела во тьму нежной весенней ночи. Ей казалось, что ночь живая, что она дышит и смотрит на неё своими большими светлыми глазами – мириадами далёких звёзд. Её душа и вся природа за окном словно пытались вместить невместимое, то чудо, которое произошло две тысячи лет назад – Воскресение Христово.
Она вспомнила трепетные светлые звуки «Всенощной» Рахманинова, и ей так захотелось самой проникнуть в этот светлый таинственный мир. Но мечта оставалась мечтой.
Она погасила свет и легла спать. Почему-то вспомнилось, что её бабушка и другие старые люди не раз говорили, что солнышко на Пасху «играет». И, уже, засыпая, она подумала: « Не может этого быть, ведь солнце – обыкновенная звезда, которая подчиняется законам природы».
Она проспала часа три и отчего-то вдруг проснулась. Долго лежала в темноте, слушала, как тикают настенные часы.
Вспомнилась Страстная неделя. В Великий четверг, вечером, они ходили слушать Двенадцать Евангелий Святых Страстей Христовых.
Она стояла в тесной толпе прихожан и сосредоточено смотрела на трепетный лепесток горящей свечи. Первым было - Евангелие от Иоанна. Она слушала, и пыталась, как губка, впитать в себя его содержание: надо всех любить. Без любви мы мертвы. Женщина рожает в муках и скорбях, но когда родится ребёнок, она забывает о перенесённой боли. Так и мы рождаемся в новую жизнь через скорби и муки. А потом от радости забываем о них.
Посреди церкви возвышался большой деревянный крест с Распятием Христа.
В конце службы все по очереди подходили к нему, прикладывались к язвам на ногах Спасителя и, перекрестившись, кланялись до самой земли.
Хор и вся церковь пели: « Кресту твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение твое славим».
Когда выходили на крыльцо, из тёплой глубины распахнутой двери всё лилось на вечернюю притихшую улицу это сладостное пение. И не хотелось расходиться.
Многие не стали гасить свои свечи и, оберегая ладошкой капризное пламя, собирались донести до конца святой огонёк и зажечь от него домашнюю лампадку.
В каждой сумочке был припрятан заветный огарочек. Знающие старушки говорили, что его зажигают в минуту, когда вдруг одолеет тоска и станет особенно тяжело на душе.
А в Страстную пятницу ходили к выносу Святой плащаницы. Она была красивая, из чёрного блестящего шёлка с золотыми разводами. Немолодой батюшка встал на колени, водрузил её на плечи и вынес из алтаря на середину церкви. Когда прикладывались к плащанице, то у каждого, хотя бы на секунду, сжималось от сострадания сердце.
А когда читали канон «На плач Пресвятой Богородицы», ранило безмерное материнское горе Божией Матери, на глазах которой был распят её единственный сын. А она должна была покориться, всё стерпеть. Таков удел! Всё заранее было предначертано.
Выходили из церкви в чёрных платках, с горечью в душе, а на улице во все окна заглядывало весёлое весеннее солнце и всех тормошило: « Посмотрите, посмотрите – природа пробуждается!». И люди невольно улыбались, поскольку сердцем знали, что всё не так безнадёжно, что Христос скоро воскреснет!
И вот сегодня все пошли на Всенощную, а она осталась дома. . . .
В пятом часу заработал лифт. Соседи возвращались из церкви.
Пора было вставать.
Она вышла из дома. Было темно как ночью. На пустынной остановке маячила одинокая фигура пожилой женщины. Автобуса всё не было.
Наконец подкатил тихий ранний автобус. Пассажиров было немного. На их сонные лица падал тусклый электрический свет, и от этого они казались ещё более сосредоточенными и отрешёнными.
Она села на свободное место у окна и стала смотреть на лёгкие утренние звёзды, на мелькавшие окна домов, то тёмные, то освещённые.
Через несколько остановок водитель объявил: « Монумент Дружбы!». К её удивлению, почти все пассажиры вышли вместе с ней. Она стояла на развилке у моста через маленькую речушку Сутолоку, прозванную так за свой суетливый нрав, и не могла решить, куда ей пойти: в свой храм, Покровский, что таинственно белел в полумгле тихого пасхального утра, или в Сергиевский, кафедральный, что, синея куполами, приветливо возвышался на пригорке..
Из раздумья её вывел голос незнакомой женщины с пасхальными куличами в плетёной корзинке: « Вы в церковь идёте? Не подскажите, как пройти в Покровский?»
Отлетели все сомнения, и она ответил: «Пойдёмте, я тоже туда иду». И они примкнули к молчаливой веренице людей.
Темнота редела. На светлеющем небосклоне, совсем низко, правее Сергиевской церкви висело огромное нежно – розовое солнце. Оно удивляло своей необычной красотой, и люди невольно остановились.
В церкви царила тишина, церковь походила на дом, недавно покинутый гостями. Положив голову на руки, мирно дремала девушка, работающая за свечным ящиком. На скамейках вдоль стен сидели женщины, задержавшиеся после Всенощной, и тоже дремали.
Над Царскими вратами светились красные лампочки: «Христос Воскресе!» Пока было немноголюдно.
«Какая милая уютная церковка!, - воскликнула её попутчица. – «Такая домашняя. . .»
Народ потихоньку собирался.
Потекла неторопливая служба. «Христос Воскресе!» - радостно восклицал священник, и вся церковь ему отвечала: «Воистину Воскресе!»
Стол у окна заполнялся горками сдобных пасхальных куличей, покрытых белой, светло-розовой, лимонно-жёлтой помадкой, обсыпанных разноцветным крашеным пшеном. В тарелках золотились крашенные яйца, творожные пасхи. Всё это освящалось в конце службы.
Когда выходили из церкви, по земле уже разливалось свежеумытое голубое утро.
В заспанные окна домов заглядывало ясноглазое приветливое солнышко. На душе было светло и празднично. Говорили вполголоса, словно боялись спугнуть эту тихую чистую радость.
Дверь она открыла своим ключом, не хотелось будить домашних. Заварила на кухне свежий ароматный чай и отрезала кусочек сдобного кулича. Пост закончился!
А потом закрутились чередой повседневные домашние дела. И лишь под вечер она вспомнила слова старых людей о том, что на Пасху солнышко «играет». Подошла к окну и не поверила своим глазам. День уже клонился к вечеру. Огромный солнечный шар висел непривычно низко, собираясь спрятаться за соседнюю девятиэтажку. На светило невозможно было взглянуть, оно слепило глаза, изливая на землю горячую лаву света и тепла. . .
24,25.4.-14.5.1996г.

И ПОКАЗАЛ МНЕ ЧИСТУЮ РЕКУ ЖИЗНИ. . .

 1.
Вечерело. Заходящее солнце освещало небо последними слабыми лучами.
Был конец августа, конец лета. Уже желтели листья, а в садах цвели тяжёлые яркие георгины. Шли молча, поёживаясь от вечерней предосенней прохлады. Прошли мимо мостика, свернули направо и очутились на старой, не тронутой временем, улочке с деревянными домами. Здесь был особый уют и тишина, которой так не хватало в их разросшемся индустриальном городе.
Фёдор легонько толкнул деревянную калитку, Зоя прошла следом. Давно уже ей не приходилось испытывать ни к кому такой безоглядной, молчаливой доверчивости, как к этому высокому плечистому человеку. Такую доверчивость испытывают лишь в детстве, и она чувствовала себя рядом с ним маленькой беззащитной девочкой, которой не хватало в этом мире тепла.
Они поднялись по скрипучим деревянным ступеням, прошли веранду. В комнате было чисто и уютно. Но чувствовалось, что уют этот холостяцкий. На столике у окна в большом стеклянном кувшине пестрели недавно срезанные флоксы. Она поняла - эти цветы для неё.
Фёдор, всегда такой уверенный в себе, был слегка смущён:
- Проходите, садитесь. Сейчас я заварю чай, - сказал он, исчезая в дверях, ведущих, вероятно, на кухню.
В комнате было прохладно. В приоткрытую форточку задувал ветер. Он шевелил белые занавески и растекался по комнате. И когда Фёдор, наконец, принёс чай, Зоя долго грела руки о горячие бока чашки и от смущения молчала. Она никак не думала, что сегодня окажется у него в гостях. Получилось всё случайно. Реальность воспринималась как счастливый сон, который длился, всё не кончаясь.
Они знали друг друга издали лет десять. Встречаясь где-нибудь на улице или в узких коридорах библиотеки, часто проходили мимо, даже не взглянув друг на друга, но каждый из них ощущал в это мгновение радостный толчок в сердце. Они словно были связаны одной верёвочкой и знали, что никуда не денутся друг от друга. Возможно, они были теми самыми библейскими половинками, которые растеряны по всему свету и чувствовали свою общность, своё родство. Но беда была в том, что нашли они друг друга слишком поздно.
- Я давно хотел поговорить с Вами, - наконец, произнёс он, - Но всё не решался, робел как шестнадцатилетний юноша. В общем, скажу коротко, в двух словах. Фёдор набрал в свои лёгкие побольше воздуха и решительно выдохнул: »«Будьте моей женой!»
-«Но, . .ведь Вы меня совсем не знаете»,- изумилась Зоя.
-«Ошибаетесь, я знаю вас достаточно».
-«Но, ведь. . .»,- растерянно пробормотала Зоя, -« Вы меня пригласили посмотреть. . . раритетное издание «Евангелия»».
-« Да, я вам покажу его, но позже. А сейчас, пейте свой чай, а то он совсем остынет». И он уткнулся в свою чашку. Зое стало неловко и всё очарование неожиданной встречи пропало.
На стене мирно тикали старые ходики, смеркалось. Чай был выпит.
Фёдор щёлкнул выключателем, и комната озарилась мягким оранжевым светом и от этого стала ещё уютнее.
Фёдор посмотрел ей прямо в глаза: «Сейчас я вам принесу книги. Там не только «Евангелие». И торопливо вышел из комнаты.
Вернулся он с целой кипой старых рассыпающихся книг. «Вот, смотрите», - сказал он, собираясь их бросить на стол. Но Зоя замахала на него руками и стала торопливо собирать со стола чашки. Фёдор растерянно посмотрел на неё. «Куда их можно отнести?», - спросила Зоя. «Вон, там кухня»,- кивнул он в сторону двери.
На маленькой кухне было чисто и уютно. Вся мебель была сделана своими руками и выкрашена светлой масляной краской: и стол, и навесные полки и шкафчики. На подоконнике цвела белая герань. Зоя сразу же увидела, что её давно не поливали, и набрала в чашку воды. Почувствовав чьё-то присутствие, обернулась: в дверях стоял Фёдор и пристально смотрел на неё. Молча сделал несколько неуверенных шагов навстречу и вдруг обнял её за плечи. Ей показалось, что она попала в лапы к большому неуклюжему медведю. Она уткнулась ему в грудь, боясь пошевелиться. Настолько хорошо было рядом с ним. Вся скапливаемая и сдерживаемая годами нежность готова была прорваться наружу, как прорывается вода, сокрушая возведённую человеком плотину. Она чувствовала, что тает в его руках как маленькая хрупкая льдинка, исчезая с поверхности земли, растворяясь в её трещинах и порах. Она больше не существовала. Были только его руки, горячие порывистые, безудержно нежные.

Она открыла глаза, в комнату пробивался медленно разгорающийся день. Дурманил опьяняющий аромат пёстрых осенних флоксов. Зоя долго смотрела на чистую полоску неба, которая проглядывала сквозь шторы, и ей было нестерпимо стыдно за всё происшедшее, но в то же время её душа, легонько, как новогодняя игрушка, звенела от счастья и с этим она ничего не могла поделать. И она решила хоть раз в жизни безвольно подчиниться течению событий.
В дверях кухни показался Фёдор. Он был немного смущён, но глаза лучились тихим потаённым светом. «Уже семь часов, чайник я вскипятил. Ведь Вы. . .,ты, - смущаясь, поправился он, - « наверное, опаздываешь на работу».
-«У меня сегодня отгул», - тихо сказала Зоя. «Вот и прекрасно, - оживился он, - тогда после завтрака займёмся книгами».
Когда она вошла на кухню, в чашках уютно дымился ароматный чай, на тарелочке желтели тонкие просвечивающие ломтики сыра, в вазе из толстого зелёного стекла лежали крупные яблоки. «Боже, такого счастья на земле не бывает!»,- подумала она.
Когда они сели за стол, Фёдор накрыл своей крупной сильной ладонью её худенькую ладошку: «Зоя, я давно люблю тебя, будь моей женой»,- снова сказал он. И она не смогла ему отказать.
Ей казалось, что время остановилось. В голове был какой-то странный туман. Обычно молчаливый, Фёдор не умолкал ни на минуту. Она слушала его голос как музыку. Его голос убаюкивал. И эти постоянные, нечаянные его прикосновения. . . Они палили каким-то нестерпимо сладким огнём, как в уже забытой юности. Часы на стене показывали двенадцать, а к книгам, ради которых она сюда пришла, они ещё не прикасались. Наконец, в её сознание пробился его вопрос: «У тебя паспорт с собой?»
-«Паспорт? Какой паспорт, зачем нужен паспорт?»,- не поняла она.
-« Мы с тобой пойдём сейчас в загс подавать заявление»,- ответил он.
Мы оба сошли с ума, подумала она.
Они долго стояли в очереди в загс вместе с надменными чинными юнцами. Строгая женщина в очках долго и пристально их изучала как нашкодивших школьников, потом велела заполнить какие-то бумаги. Когда они вышли из этой духоты на свежий воздух, то вздохнули с облегчением. «Ну, и бюрократия»,- пробормотал сердито Фёдор. Регистрацию брака им назначили только через два месяца, в конце октября. Фёдор шумно спорил с чиновницей, доказывая, что они не дети, а взрослые самостоятельные люди, что испытательный срок им ни к чему. Но чиновница была неумолима: «У нас такой порядок», - сказала она, «Вы не одни, у нас очередь. И я считаю, что вам неплохо немного остыть, подумать. Что за спешка?»
- «А теперь, - радостно взглянув на Зою, сказал Фёдор, - пойдём невесте покупать цветы».
Цветы! Да ей сто лет никто не покупал цветов.

2.
- Слушай, - шептал Фёдор, - когда я в первый раз пришёл в библиотеку, то сразу же увидел тебя, мы столкнулись в коридоре. Ты помнишь?
- Помню, - улыбнулась Зоя, - Я тогда выходила из читального зала со стопкой журналов. Когда ты налетел на меня, они рассыпались и упали на пол. Мы кинулись их поднимать и стукнулись лбами. Было очень смешно.
-Что же ты тогда так рассердилась?
- А было очень больно. У меня синяк на лбу неделю не проходил.
- Вот, видишь, это был знак свыше, - прошептал Фёдор.
- Да, ну, тебя, не выдумывай, - засмеялась Зоя.
- Они лежали на диване и смотрели в потолок, вспоминая все свои нечаянные встречи.
- А ведь я о тебе ничего не знаю, немного подумав, сказала Зоя.
- Ты был когда-нибудь женат?
- Да, - нахмурившись, ответил Фёдор.
- Если тебе неприятно, можешь не рассказывать, - уловив в его голосе горькие нотки, сказала Зоя.
- Нет, почему же, я должен тебе это рассказать. Это было давно. Лена ушла к капитану корабля, на котором я служил штурманом, и осталась жить в том приморском городе, а я подал в отставку и приехал сюда. Так, получилось, что в это самое время умерла моя бабушка и оставила этот дом мне в наследство.
- А дети у тебя есть?
- Дочь Наташа. Она совсем взрослая.
- Воцарилось молчание. Было слышно как на окне жужжит сонная осенняя муха.
- А у тебя. . . был муж?, - напряжённо спросил Фёдор после неловкой паузы, - Извини, что я об этом спрашиваю, но я полагаю, что мы должны всё знать друг о друге, хотя, для меня это и неважно.
- Я вышла замуж совсем девчонкой, - сказала Зоя, - сразу же после школы, но вскоре поняла, что не люблю его, что это ошибка и мы развелись.
Ну, ладно, хватит ворошить прошлое, подытожил Фёдор, - Если б ты знала, сколько лет я думал о тебе. Но боялся снова связывать свою судьбу с женщиной. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Я никому не верил.

3.
Зоя занималась старинными рукописями в областной библиотеке, а Фёдор был их
постоянным читателем, да и жили они неподалёку друг от друга. Только Зоя жила в серой панельной девятиэтажке на одном из новых городских бульваров, который не оправдывал своего названия, так как на их бульваре совсем не было деревьев, кроме единственной рябины, которая выжила как раз под окнами её квартиры. Все остальные саженцы погибли.
Зоя любила эту рябину и часто смотрела на неё в окно. Она очень чутко относилась к цветам и деревьям, ведь растения их соседи по планете и она чувствовала с ними неразрывную связь.
Она любила запущенные сады, в них проявлялось гордое своеволье природы. И оно было великолепно. И когда Фёдор показывал свой ухоженный сад, ей стало скучно смотреть на геометрически правильные прямоугольники грядок с плотной зелёной капустой, на ровные ряды яблонь, высаженных словно по линеечке. Хороши были только беспорядочно разросшиеся облака пёстрых душистых флоксов.
До мозга костей горожанка, она всегда воспринимала сад отвлечённо, как стихию, не исходя из его практической пользы. У Фёдора же, выросшего в деревне, было совсем другое отношение к нему.
Да, Зоя была мечтательница и белоручка. Она выросла с книжкой у окна.
Она только сейчас поняла это. А ведь Фёдору, наверное, нужна хорошая хозяйка. Сможет ли она стать ею? Она вдруг поняла, какие они с ним всё же разные и, что ей придётся многое преодолеть в себе. Фёдор же был счастлив и не замечал этого нового настроения в её душе.
Чем ближе становился день свадьбы, тем грустнее становилась Зоя.
Фёдор не хотел переезжать в её благоустроенную квартиру, расставаться с домом и садом. Возможно, он был прав. Дом был хорош: старинный просторный, с верандой и мансардой, окружённый старыми серебристыми тополями, большим плодоносным садом. Но Зоя с детства привыкла к удобствам городской квартиры. Работать в саду она не умела и не хотела. Она привыкла покупать всё на рынке. А в свободное время предпочитала что-нибудь почитать, сходить на новую выставку в городскую картинную галерею или в театр.
Переехать жить в его дом означало перемену всего её жизненного уклада,
Изменение всех её привычек. Она не знала, что привычки имеют такую большую власть над человеком, и была в полной растерянности.
А тут ещё подруга, Анастасия, подливала масла в огонь: «Да, ты с ума сошла, в огородные работницы собралась. Да по тебе давно художник Вяткин сохнет». Неопрятного Вяткина Зоя терпеть не могла. А без Фёдора свою жизнь не мыслила.
4.
Разбудил Зою надрывный звонок будильника, а ей снился один из тех счастливых снов, которые, не смотря на своё простое, вроде бы будничное содержание, наполнены непонятным светом счастья, ощущением полноты бытия. Такие сны дают заряд энергии на весь день, если только кто-то своим неосторожным словом или поступком не нарушит хрупкую ткань настроения.
Сегодня же таким событием, нарушившим утренний настрой её души, был телефонный звонок. Звонила директор библиотеки Маргарита Павловна: «Зоя Олеговна, вы ознакомились с раритетными изданиями, которые предложил нашей библиотеке Фёдор Степанович Толубеев?».
-«Ещё нет», - ответила Зоя, - «У нас с ним договорённость на сегодняшний вечер».
- « Что-то вы долго тянете с этим делом, поторопитесь»,- недовольно сказала директриса и положила трубку.
Зоя почувствовала укол совести, ведь она совсем забыла о книгах, хотя сама горела желанием поскорее ознакомиться с ними. Набрала номер Фёдора, долго, с замиранием сердца, слушала длинные протяжные гудки: никто не отвечал. Странно, подумала она, где он может быть в такое раннее время?
После обеда Фёдор позвонил ей сам. «Ты где был утром?», - спросила Зоя, - « Я не могла до тебя дозвониться».
-Понимаешь, ко мне неожиданно приехала дочь. Она позвонила с вокзала, и я поехал её встречать, ведь она совсем не знает город. Давать телеграмму ей запретила мать, она хотела, чтобы в её приезде был элемент неожиданности. Знаешь, чтобы как снег на голову. В этом вся Лена. Приходи вечером, познакомлю тебя с дочкой.
В сердце Зои поползло нехорошее предчувствие. Зачем его дочь приехала накануне их свадьбы? Вечером она пошла к Фёдору. Фёдор был чем-то сильно встревожен, хотя и не подавал вида.
-Ну, знакомьтесь, сказал он, - подводя к Зое рослую светловолосую девушку, чем-то неуловимо похожую на него.
-Здравствуйте, - приветливо улыбнулась Наташа. Папа мне о вас много рассказывал.
-Когда же он успел?, - удивилась Зоя. Ей было досадно, что нарушено их счастливое с Фёдором уединение. И теперь какое-то время, а может быть всегда, она будет присутствовать рядом с ними.
-Мне нужно посмотреть те старые книги, - сказала Зоя Фёдору, и они поднялись в мансарду. Из мансарды весь сад был виден как на ладони.
С яблонь облетали и кружились по воздуху последние листья. К окнам прильнула насторожённая осенняя тишина, только голая чёрная ветка, похожая на скрюченные старушечьи пальцы, мерно качалась и постукивала в окно. Фёдор достал из старого облупленного шкафа книги и разложил их на столе. Все книги были церковные». Откуда они у тебя?»,- спросила Зоя.
-Я их нашёл на чердаке в старом сундуке, который принадлежал моей бабушке. Она не была особенно религиозным человеком, но в конце 60-х годов, когда похоронила дедушку, часто ходила в церковь. Там она познакомилась с одной женщиной, которую все звали Валя-ангелочек и считали почти святой. Мне приходилось её как-то раза два видеть. Это была худенькая, очень молчаливая женщина со странно просветлённым лицом. Казалось, говорили только её глаза. Придёт, постоит, потупясь, у порога несколько минут и бесшумно исчезнет, словно её и не было. Но какая то светлая тишина исходила от неё. Бабушка рассказывала, что жила Валя в маленьком, разрушающемся домишке с земляным полом, напротив церкви и даже в сильную стужу не мёрзла. Работала она на железной дороге сцепщицей вагонов, а потом вышла на пенсию. Всю свою пенсию раздавала нуждающимся и нищим, но как говорила бабушка, Господь никогда не оставлял её. Сколько ни раздаст, всё к ней возвращалось, да ещё и в удвоенном размере.
Вот эти книги подарила бабушке Валя. Она нашла их в своём домишке, спрятанными под крышей. Когда-то этот домик принадлежал церкви и в нём жила монахиня. Она их, вероятно, и спрятала во времена гонения на церковь. А какова судьба той монахини никто не знает.
Зоя придвинула к себе поближе книги, их было четыре штуки. Все были изданы в 19-м веке. Самая старая, изданная в 1822-м году, имела непривычно длинное название:
« Беседы в разных местах и в разные времена говорённые членом Святейшего Синода и Комиссии Духовных училищ, покойным Михаилом, Митрополитом Новгородским, Санкт - Петербургским, Эстландским и Финляндским, и Свято-Троицкие Александро Невские Лавры Архимандритом и Кавалером». Зоя перевернула книгу. На наружной стороне второй обложки синими чернилами было мелко написано: «бога нет». А затем, теми же самыми чернилами, зачёркнуто. Книга была издана на плотной шершавой бумаге, не потерявшей своей белизны за прошедшие два века, и содержала проповеди к церковным праздникам. Вероятно, она хранилась в какой-нибудь библиотеке, в чистом сухом месте.
Остальные три книги пострадали от влаги и от времени. Они-то, вероятно, и были спрятаны под крышей дома. На страницах во многих местах были видны подтёки от высохшей воды.
«Месяцеслов» был издан в 1897году. Под заголовком мелкой старославянской вязью было напечатано: «Сто осьмое тиснение». «Неужели эта книга имела столько переизданий?», - удивилась Зоя. Переплёт был бережно обклеен чёрным полинявшим сатином, а плотная картонная обложка грубой обёрточной бумагой коричневого цвета, какой пользовались в послевоенные годы. Было видно, что эта книга много раз переплеталась в самое разное время и самыми разными людьми. Некоторые страницы были склеены тетрадными полосками студенческого конспекта по диалектическому материализму. Уголки страниц были замусолены до черноты. Видно, этим «Месяцесловом», содержащим утреннее и вечернее молитвенное правило, ежедневно пользовалось не одно поколение. Между страницами была заложена этикетка, относящаяся уже к 70-м годам нашего времени. На ней значилось: палантин ,ч/ш. Размер 44 на 186, сорт 1.Цена 20 руб. Московское производственное шерстяное одеяльно - платочное объединение.
Зоя вздохнула, взяла в руки следующую книгу и прочитала вслух:
«Невидимая брань»
блаженной памяти старца Никодима Святогорца.
Перевод с греческого Епископа Феофана, затворника Вышинского.
В 2х частях. Издание 3-е Афонского Русского Пантелеимонова монастыря.
Москва, типо - литография И.Ефимова,
Большая Якиманка, собственный дом.
1889год.
На обратной стороне титульного листа значилось: от Московского Духовно – цензурного комитета печатать разрешается.
Москва, января 25го дня,1899год.
Цензор Священник Александр Гиляревский.
На титульном листе, в самом низу, острым узким почерком было выведено с ятями:» монахине Лидые».
Эту книгу тщательно изучали. Она пестрела многочисленными карандашными пометками.
И, наконец, последняя, самая ветхая книга, без начала, с обгоревшими по краям листами, словно её пытались сжечь, но кто-то вовремя выхватил её из пламени. В этой книге содержалось «Евангелие» и «Деяния апостолов с апокалипсисом». Издание 1-е.1862год.
Зоя раскрыла её наугад и прочитала:

«И показал мне чистую
реку воды жизни, светлую,
как кристалл, исходящую
от престола Бога и Агнца.
2. Среди улицы его и по
ту и по другую сторону реки
древо жизни, двенадцать раз
приносящее плоды, дающее
на каждый месяц плод свой:
и листья дерева для исцеления народов.
. . . . . . . . . . .
5. И ночи не будет там,
и не будут иметь нужды
ни в светильнике, ни в свете
солнечном; ибо Господь Бог
освещает их; и будут
царствовать во веки веков.»

Зоя пробежала глазами по содержанию: это были строчки из «Откровения Иоанна», глава 22-я.
Зоя любила старину. Старина казалась ей ниточкой из прошлого, которая связывает времена. Каждая из этих книг пережила не одного хозяина.
И сколько меток времени на каждой из них!

Фёдор всё это время сидел с безучастным видом и смотрел в окно. Когда Зоя оторвалась от книг, он достал из кармана письмо: « Вот, почитай».
Зоя расправила смятый листок бумаги и стала читать:

Здравствуй, Федя!
Посылаю к тебе Наташу. Увидишь, какой взрослой и красивой стала твоя дочь. Мне хочется её отвлечь от романа с нежелательным для нас человеком. Пусть немного погостит у тебя. Я знаю, что скоро твоя свадьба, но, уверена, что она не помещает вашему счастью. Кстати, поздравляю!
Елена.

- Ну, что ж, девочка славная. И она так похожа на тебя! Я тоже думаю, что она нам не помешает, - сказала Зоя.
Фёдор с благодарностью посмотрел на неё и, обняв за плечи, прижался к её щеке своей небритой щекой.
- Слушай, ты совсем не знаешь Лену. Она наверняка имела виды на этот дом и испугалась, когда узнала о моей женитьбе, тихо сказал Фёдор. Вот, увидишь, скоро явится и Наташин жених.
И он оказался прав. Как-то вечером, когда они втроём сидели на кухне и пили чай, в дверь громко и уверенно позвонили. «Кто бы это мог быть»,- удивилась Зоя. Когда Фёдор открыл дверь, на пороге стоял высокий темноволосый молодой человек. «Мне бы Наташу», - сказал он.
Это был Владимир. А вскоре явилась и сама Лена. Это была яркая шумная женщина. Она очень возмущалась. Она громко кричала, что не потерпит брака своей дочери с этим нахалом и проходимцем. Но Наташа тихо сказала, что она любит его и ещё, что она на третьем месяце беременности.
Тут разыгрался такой бурный семейный скандал, что Зоя, почувствовав себя лишней, выскользнула за дверь. Её ухода в суматохе никто не заметил.
Она шла по дождливым улицам, смотрела на чистый свет вечерних огней, и ей было до слёз обидно. В голове вертелась одна навязчивая мысль: «Неужели я навсегда потеряла Фёдора?»
Она открыла дверь своей однокомнатной квартиры, сняла пальто и долго смотрела в залитое дождём окно.
Ветер гнал по асфальту мокрые грязные листья. Лица прохожих в полумраке зонтов казались бледными и сосредоточенными. Зоя с ознобом в сердце подумала о предстоящей зиме. Но ведь зима – это и радостное обновленье, первая строчка новой жизни.
Она поставила на газ чайник, достала из шкафа свою любимую чашку, давнишний подарок матери. И в этот момент раздался резкий испуганный звонок. «Кто это?»,- подумала Зоя. Так звонить мог только один Фёдор.
28.8.- 24.10.2001г.

 

 © Смирнова Светлана Алексеевна 
Сайт управляется системой uCoz